Новости:

Cсылки:

28 апреля 2005 - Вокруг рыбалки

Так уж сложилось, что почти каждую весну встречал я в городе, большом, многолюдном, где белый снег по зиме можно было увидеть только в день снегопада. А пройдет снегопад, и уже на следующий день вчерашний новорожденный снег замусорит, затопчет наша столичная жизнь-суета. И о том, что зимние снега по весне могут густеть, а там принимать в себя голубой цвет чистого неба, напитываться талой водой и, не торопясь, отступать с полей и выгонов, открывая навстречу теплому солнцу живые проталины просыпающейся земли, знал я до поры до времени только из книг. Но вот случилось, я расстался с Москвой, где от навестившей уже нас весны по улицам и переулкам оставались только оплывшие горки сколотого с тротуаров льда, и оказался на Севере, на Вологодской земле, где снега, укрывшие по зиме поля, только-только начинали оседать в ожидании весеннего тепла. Здесь и встретил я по холмам и взгоркам первые проталины — пятна и полосы ожившей земли, а там приметил возле этих проталин и первых грачей. Прибыли грачи, и ждал я первых скворцов. И они явились в свои родные места точно по расписанию — спустя неделю после первых грачей и всего лишь за день до первых звонких весенних певцов-жаворонков.
Ну а дальше я ждал победного шествия весеннего тепла, ждал, что вот-вот явятся в лес зяблики, а по крышам деревенских домов начнут свои быстрые охоты за ожившими мухами ловкие акробаты-трясогузки…
Но весна в тот раз не согласилась со мной и, выслав вперед грачей и скворцов, остановилась в своей дороге, уступив на какое-то время завоеванные было позиции опомнившейся зиме. И снова холод, снег, снова небо затянуто сплошь серыми тучами — снова неуютно, промозгло. И долго в тот раз пришлось мне ждать новой волны тепла, а вместе с ней сразу и трясогузок, и зябликов, и чибисов, и ленты гусиных стай над раскисшими от полой воды полями. С тех пор и запомнил я надолго, что на Севере по весне вслед за первым богатым теплом, плавящим на глазах снега, обязательно вернется несогласная с весной зима. И, как правило, такая вот перемена, контрнаступление отступивших было холодов приходится как раз на самые первые числа апреля.
Вот и на этот раз я наметил встречу с Онего на пятнадцатое марта… Тринадцатого выехать из Москвы, четырнадцатого днем Петрозаводск, вечером Медведгора, а там, к ночи, и небольшая по нынешним временам, полуживая деревушка в устье реки, пробившейся когда-то из тайги к Онежскому озеру, первая ночь в теплой, уютной избушке, которая на время нашего пребывания здесь будет принадлежать только нам. А там, с утра пораньше, на лед — это и будет как раз утро пятнадцатого марта. И впереди почти две недели счастья-свидания с озером, понемногу отходящим от зимнего сна.
В Петрозаводске мы были часа в три пополудни — это как раз то время, когда щедрый весенний день успевает разойтись вовсю, когда следов недавнего ночного морозца нет и в помине. Платформа вокзала суха, как по лету в ясный день, а чуть в стороне, откуда зима еще не убралась, снег сырой, кислый, готовый вот-вот уйти прочь талой водой. Словом, Весна Света в Петрозаводске вступила в свои права и вступила на этот раз куда раньше, чем полагалось ей заведенными когда-то правилами.
Что это: потепление климата или просто исключение из правил? Не знаю, но только встретившие меня в Петрозаводске друзья сообщили, что тепло у них уже давно, недели с две, и что на это тепло из глубин Онежского озера уже поднялся хороший окунь и давно тешит удачливых рыболовов.
Известие приятное: значит, и нам выпадет счастье встретиться с этими хозяевами онежских глубин.
Прощаемся с друзьями в Петрозаводске и к вечеру мы в Медведгоре. Здесь тоже явные следы теплого, ясного дня — ночной морозец пока еще не объявил о себе, и под ногами кислая снежная каша.
Впереди километров сто дороги. На полпути останавливаемся передохнуть. Я тут же проверяю снег на обочине дороги: вроде бы морозец уже показался — значит, завтра снова ясный день, солнце и онежский окунь, поднявшийся из своих зимних глубин на кормовое плесо… Перед сном снова выхожу на улицу, снова проверяю ночной снег: морозец вроде есть, но не такой крепкий, как обычно перед новым днем-праздником Весны Света.
Утро встречает нас солнцем — солнце показывается из-за стены леса и заглядывает в окошко нашей избушки. Первый день после дороги, мы не торопимся на лед — впереди много времени и оно все наше.
До озера с километр пути — сначала по деревушке, а затем через лес. На всякий случай берем с собой лыжи, но в лесу дорога, примятая снегоходами, держит и без лыж. Но перед озером снегоходы сворачивают вправо, к поселку, и на лед мы выходим уже по следам рыбаков, которые только вчера, в выходной, были здесь. Рыбаки то и дело проваливались в сугробах, наметенных за зиму со льда на берег. Нас тут выручают лыжи, но мы расстаемся с ними метров через сто, когда наша дорога сползает с сугробов на лед. По льду снег неглубокий — всего сантиметров тридцать, но это уже не снег, а чуть загустевшая за ночь, кислая от напитавшей ее талой воды снежная каша.
По такой каше уходим все дальше и дальше от берега и понемногу начинаем догадываться, что дельного ночного морозца, который должен был бы прихватить за ночь всю эту кашу и вымостить ледком для нас более-менее легкую дорогу по озеру, в этот раз так и не было. А это еще одна неприятная догадка: а не ломается ли погода, не уходит ли от нас наша Весна Света, к которой мы так стремились?..
Оборачиваюсь, ищу солнце, которое еще в начале пути посвечивало в наши спины, и вместо чистого, ясного диска нахожу только мутное пятно среди сероватой пелены, что упорно надвигается на нас с запада. На западе, где и лежит само Онего, небо совсем темное, неприветливое. Но ветра пока нет, пока наступление хмари идет при полном штиле, в тишине, которая, как обычно в таких случаях, может вот-вот взорваться. Правда, в этот раз хмарая тишина, совсем спрятавшая от нас дальние острова, не взрывается, а неслышно присылает нам первые полоски сырого снега… Нет, это пока не вода, но уже и не снег…
Мы останавливаемся возле нашей любимой «ямки»… Вокруг кормовое плесо-залив с глубинами три с половиной — четыре с половиной метра, а тут ямка — до шести метров. Ямка небольшая — всего шагов сто пятьдесят вдоль и столько же поперек. Но здесь-то как раз и выпадают нам самые интересные встречи: то очень приличный окунь вдруг соблазнится мормышкой-крошкой, то заинтересуется червем, насаженным на крючок небольшой блесны, лещ, да еще такой, что с трудом протиснется в лунку, просверленную 135-миллиметровым коловоротом, а то нагрянут под вечер сюда толстопузенькие онежские ерши — да в таком числе, что, честное слово, станет не по себе от тихой догадки, что там, внизу, этого самого ерша сейчас «море-океан».
Что значила эта «ямка» для знакомых нам обитателей местных вод? Была ли она им убежищем или скатертью-самобранкой?.. Я так и не знаю ответа на эти вопросы. Только всегда эта наша «ямка» добром встречала нас — здесь всегда можно было достать рыбу и на уху, и на сковородку.
Вот и в этот раз, кое-как разместившись среди густой каши из снега и талой воды, принялись мы потягивать из нашей «ямки» небольших окуньков. Но на этот раз наши окуньки были что-то не в настроении: ловились они с неохотой, а там и вообще отказались реагировать на наши подношения. И как раз тут с запада на наши спины опустился вместо мокрого снега косой и по-летнему спорый дождичек.
Капюшоны на головы, спины к дождю. Если что и вымокнет, так это сиденья наших складных стульчиков, если покинуть их и под дождем направиться к другой лунке. Но наши стульчики и так почти утонули в ледяной каше-трясине по самые сиденья. Рядом с лункой и стульчиком рюкзак. Он не настолько тяжел, чтобы опуститься в кашу-болото. Дождь ему не страшен — материя рюкзака не промокает. Сверху на рюкзаке разложена и вся моя снасть: удочки с блеснами и мормышками, здесь и багорик. Все вроде на месте, под рукой, но, согласитесь со мной, стараться выманить мормышкой с глубины окунька под дождем и сумрачным от тяжелой непогоды небом — не самое интересное занятие.
Но дождь, видимо, пожалел нас, чуть приутих, а там и ушел куда-то далеко, на восток, где еще не так давно показалось над лесом утреннее солнце. А вот тяжелая хмарь неба осталась: низкие бесформенные тучи-облака неслись и неслись над нами. Но все равно стало чуть полегче — без снега и дождя даль стала просматриваться, и в этой дали я угадал фигурку рыбака, который шел, видимо, к нам.
Рыбак приближался к нам со стороны плеса. С утра он промышлял, видимо, где-то там, подальше от берега, а теперь возвращался домой. Рыбак уже совсем близко, и я узнаю нашего соседа Романа. Роман, молодой человек лет двадцати, промышляет здесь по льду и по открытой воде Онего чуть ли не с самого рождения. У Романа на плече коловорот, а в левой руке тяжело отвисающий вниз большой пластиковый пакет.
В пакете была рыба. Да еще какая! Два отличных сига и пяток тяжелых окуней, не считая прочей всякой мелочи. Роман промышлял с раннего утра, и все пойманное пришлось как раз на то время, когда тяжелая сырая хмарь, пришедшая с запада, еще не успела закрыть собой утреннее солнце. Это был последний дар рыбаку от той Весны Света, которая в этот раз поторопилась на Онежское озеро и к которой мы, видимо, опоздали.
Роман поведал нам, что все предыдущие дни, когда у него было свободное время, он был на льду и всегда возвращался домой с очень приличными окунями и сигами. Крупные окуни, явившиеся на наше плесо из зимних глубин, верно брали и у дна, и в полводы, и поднимались за блесной к самой лунке. И так всю первую половину марта. Сегодня Роман ловил рыбу вон там, напротив лесного мыса. Дальше не пошел — дорога через кислый снег тяжелая. А вот рыбаки, прибывшие сюда на выходные дни аж из Кондопоги, уходили совсем далеко и всегда приносили по шарабану окуней.
Роман, постояв немного рядом с нами, просверлил неподалеку себе лунку, подергал с полчаса удочкой, оснащенной одновременно и блесной, и мормышкой и предложил нам отправиться все-таки туда, где утром встретила его удача: мол, сейчас как раз время для вечернего клева.
Роман идет впереди, стараясь попадать резиновым сапогом в свои прежние следы. У нас на ногах тяжелые бахилы, побольше резинового сапога, да и шаг при такой обуви волей-неволей пошире, так что точно в следы, которые оставляет нам за собой наш проводник в кислом снегу, мы не всегда попадаем. Пробую сам проложить себе дорогу рядом с тропой Романа. Плотная корка снега, еще не напитавшегося до конца водой, вроде бы держит меня. Шаг, еще шаг — и глубоко проваливаюсь. Снова два-три осторожных шага по вчерашним сугробам и снова проваливаюсь чуть ли не по колено. Оставляю это занятие, возвращаюсь на прежнюю тропу, опять спотыкаюсь о плотную корку снега, проломанную до меня Романом, когда его шаг оказывается короче моего, и выглядываю по сторонам: не покажется ли на нашем пути пятно или полоска уже совсем темного снега. Такой снег весь напитан водой, плотная корка, прикрывавшая его только вчера, разбухла, разошлась, и теперь по такому потемневшему снегу можно идти, как по речной отмели, не поднимая ног из воды. Но желанные темные пятна и полосы на льду нам почти не встречаются.
Наконец Роман добирается до своих лунок. Их две — они рядом. Роман обычно так и ловит по весеннему льду — из двух лунок: в одну опускает груз поплавочной удочки — впереди груза крючок с червем, а в другую лунку уходит снасть с блесной.
Блесна у нашего проводника замечательная. Узкая и длинная — пожалуй, больше пятнадцати сантиметров в длину. Блесна двухцветная: сверху белая, снизу желтая. Оснащена одним-единственным тройником. И тройник совсем небольшой для такой длинной блесны. Но зато как раз по зубам нашему сигу.
Блесна эта досталась Роману в качестве трофея. И преподнесла нашему рыбаку этот подарок щука, попавшаяся в его сеть. Тройник блесны прочно засел в пасти у хищницы, а сама блесна свисала из пасти сбоку и, видимо, не очень мешала незадачливой рыбине жить-охотиться. По крайней мере, по словам поймавшего ее рыбака, щука была тяжелой, упитанной, никак не похожей на голодающего дистрофика.
К нижнему концу блесны у Романа был привязан поводок длиной сантиметров в сорок со «светящейся» мормышкой. Мормышка была достаточно крупная, не очень красивая. Казалось, что соблазнить ею рыбу не так просто, но самая разная рыба этой мормышкой все-таки интересовалась, и Роман объяснял этот интерес прежде всего тем, что мормышка была покрыта каким-то светящимся составом. По крайней мере, на эту мормышку неплохой окунек попадался даже тогда, когда у меня с моей гармоничной снастью дела шли не очень хорошо.
Я просверлил лунку в стороне от нашего проводника и разложил на рюкзаке свою снасть, готовую к бою. Прежде всего в лунку нырнет узенькая белая блесенка, рассчитанная, по моим представлениям, именно на сига. Блесна поиграет, поиграет, и если ее никто не заметит, то вернется обратно и вместо нее уйдет вниз небольшая окуневая блесенка, которую я очень люблю и на которую лавливал в прошлом самую разную рыбу: и окуней, и лещей, и налимов, и даже корюшку-корюху. Ну а если и тут никак не откликнется озеро, то тогда вместо блесны попробую предложить для проведения переговоров с обитателями наших вод небольшую мормышку, капельку с хвостиком, мормышку вольфрамовую, темно-бронзового цвета.
Ни сиговая блесна, ни моя окуневая блесенка успеха мне пока не принесли, а вот мормышка с насаженным на крючке мотылем окунька размером с вилку все-таки сманила. Затем второго, третьего… И все.
Сверлю новую лунку неподалеку, снова отправляю туда по очереди свои блесны и снова только на мормышку вылавливаю окунька — одного-единственного. В третьей лунке не отзывается на мои предложения никто.
Я оставляю удочки и подхожу к Роману. Роман сматывает свою снасть — у него в активе тоже всего тройка небольших окуньков. Обещанный вечерний клев его подвел. Он уходит домой, а мы остаемся. Добываем еще пяток окуней. И все.
Над головой все то же низкое, тяжелое небо, и время от времени из этой сплошной хмари на нас опускается то сырой снег, то дождь со снегом.
Домой бредем долго по размешанному нашими же ногами снегу. А утром снова на лед, снова под тяжелую, сырую хмарь, идущую и идущую на нас с запада. И снова на вчерашние места, которые указал нам Роман.
Нахожу свои лунки, очищаю от снежной каши и принимаюсь сначала за блесны, а затем за мормышку. У лунок сегодня мы с утра пораньше — может быть, в это время покажется нам достойная водоема рыба. Белая сиговая блесна с кончиком червя на крючке ныряет в лунку. Вот она на дне. Поднимаю блесну со дна коротким рывком. Блесна ныряет в сторону и снова ложится на дно. Чуть-чуть постукиваю блесной по дну, затем немного приподнимаю ее и оставляю на какое-то время вот так, подвешенной над самым дном. Потом чуть-чуть покачиваю кончиком удилища — и тут же удар… Подсечка — никого. Проверяю насадку — хвост червя сорван. Все повторяется сначала: снова удар по блесне и опять никого, и снова сорван хвостик червя.
Опускаю в лунку блесну поменьше и тоже с хвостиком червя. И все повторяется точь-в-точь как с белой сиговой блесной: удар — и только сорванный хвост червя.
Убираю и эту блесну и опускаю ко дну свою верную мормышку, капельку с хвостиком. И тут же удар. Подсечка и преступник на крючке… Окунек небольшой — как говорят тут, со столовую ложку, — а это чуть побольше, чем «с вилку». Бывают окуни и еще побольше — «с ножик». Но мои нынешние трофеи до размера столового ножа пока все-таки не дотягивают.
Мормышка опять на дне. Опять постукиваю ею по дну, чуть-чуть приподнимаю, покачиваю — и снова окунек «с ложку»… Пытаюсь предложить окуневую блесенку — никакого результата, только сорванный с крючка червь. На мормышку достаю из лунки еще несколько окуньков. И все. Лунка затихает. Обращаюсь к другим лункам, насверленным вчера. Достаю из них по одному окуньку. И эти лунки отказываются от дальнейших переговоров. Возвращаюсь к самой первой. И ничего.
Сверлю в стороне новые лунки, сверлю через равные расстояния друг от друга, чтобы уловить возможное изменение глубины. Но глубина везде одинаковая — дно вроде бы совсем плоское, как обеденный стол. В конце концов общими усилиями добываем рыбу для хорошей ухи и на пару сковородок и решаем вернуться к своей «ямке». На «ямке» терпеливо ждем поклевок, но их все нет и нет. Видимо, по такой неблагоприятной погоде плохо не только человеку, но и рыбам. В конце концов вылавливаем несколько ершиков и под дождем, сменившим уверенно недавний сырой снег, бредем к берегу.
За день снег под дождем еще больше набух — по обеим сторонам нашей дороги все шире и шире расходятся темные пятна и полосы совсем раскисшего снега, и мы после той ледяной каши, которую пришлось месить с утра нашим бахилам, с удовольствием бредем по этим раскисшим снегам, как по речной отмели, не поднимая ног из воды.
Третий день нашего свидания с озером начинается тишиной, хотя и серой, хотя и неуютной, но все-таки тишиной. Нет снега, нет дождя, а на дороге через деревню под нашими бахилами чуть-чуть похрустывают корочки ночного ледка. Значит, тепла ночью не было — значит, холодок все-таки чуть-чуть прихватывал. А это уже надежда…
Дорога к озеру через лес тоже немного подсохла, идти легко, а вот на озере новое испытание. Ночному морозцу все-таки хватило сил, чтобы стянуть ледяной коркой вчерашнюю нашу дорогу к «ямке», и теперь этот ледок приходится проламывать и проламывать, высоко поднимая из ледяной каши бахилы.
До «ямки» добираемся, как говорят, почти упревшими. Оставляю здесь свою супругу, а сам все-таки ухожу к камням.
Камни хорошо видны издали. По лету они скрыты водой, но сейчас, когда вода ушла, а камни, что увенчивают гребень нашей ближней луды, проломили собой осевший лед и теперь точно указывают то место, где меня может ждать встреча с хариусами.
Хариусы — здесь особый разговор. Для меня это рыба-мечта, хотя и лавливал я ее и на Алтае, и по Архангельским и Карельским речкам, но с хариусом Онежского озера моя встреча все еще впереди.
Нет, я уже видел эту рыбу-сказку по лету в протоках между островами, где в тихие парные вечера бил хариус какую-то мошкару. Видел я хариусов, выловленных в самом конце августа как раз возле этих самых камней-луды. Тогда эту рыбу ловили мои знакомые на спиннинг и катюшу ( водяной змей) — то был крупный, тяжелый хариус. Да и сам я и прошлой, и позапрошлой весной нет-нет да и находил здесь, возле камней-луды, этих быстрых, таинственных для меня рыб.
Но что-то еще не давало мне сказать самому себе: хариус — это тоже моя рыба. И я все еще мечтал попасть как-нибудь по лету на знаменитые Заячьи острова и побыть там, где обычно и жирует летний хариус, хоть денька три-четыре. Но мечту эту пока не удается осуществить, и я по-прежнему довольствуюсь здесь, на Онежском озере, лишь поиском хариусов по весеннему льду.
Местные рыбаки уговаривают меня всякий раз прибыть сюда за хариусом как раз на самый последний лед, когда река уже поднимает свой ледяной панцирь. Вот тогда, мол, хариус и появляется перед устьем реки целыми отрядами и ждет, когда в реку можно будет войти, чтобы где-то там, возле речных порогов, устроить свои весенние игрища и оставить после них надежду будущим рыбам-хариусам. А сейчас, мол, считай, хариуса у нас и нет. Хотя, мол, можно поискать по каменным мысам у самого берега. Воды подо льдом там всего с полметра, но хариус туда приходит. Другой раз, мол, просверлишь лунку — только сверлить надо осторожно, чтобы не попасть коловоротом на камень — посмотришь вниз и увидишь этих рыбок тут же, у самой лунки.
В прошлом году такие каменистые мысы я обследовал, все время переживая за ножи своего шведского коловорота, осторожно сверлил лунки, а затем, дав лунке успокоиться, заглядывал в воду. И действительно, видел там, почти у самой лунки, небольших рыбок. Они исправно кидались к моей мормышке и доставленные на свет божий оказывались, и вправду, хариусами — только хариусами-малолетками. Ловить таких рыбок-малышей я считал для себя преступлением и скоро оставил каменистые мысы по берегу и вернулся вот сюда, к камням луды, на глубину. Правда, самая большая глубина возле луды была не более пяти метров, но была и вселяла надежду, что по этому подводному скату от камней на глубину могут путешествовать и охотничьи отряды неплохих окуней.
И такая встреча у меня в прошлом году произошла. Правда, потрепать как следует окуневые отряды никак не удавалось: то ли они, заплатив мне дань тремя-пятью полосатыми разбойниками, тут же улепетывали прочь, то ли сами эти отряды были не слишком многочисленными.
Ждать такие встречи с окунями здесь приходилось порой довольно долго, но я не расстраивался и продолжал предлагать подводными обитателям небольшую блестящую мормышку-клопика, которой только и могла соблазниться здесь желанная рыба-хариус.
Вот и на этот раз, с трудом добравшись через месиво снега и воды до своих камней, принялся я сверлись одну за другой лунки, все дальше и дальше от камней на глубину. Первая лунка — глубина около полутора метров, а самая последняя — уже там, где скат с луды совсем закончился.
Затемнив все лунки и дав им немного успокоиться, я присел возле одной из них и приготовился к томительному ожиданию.
Первая лунка так и не отозвалась ни на какие предложения. Молчанием отделалась и следующая лунка, и только на последней лунке, на самой глубине, с трудом удалось выманить на мормышку пару окуньков среднего размера. И все.
Подхожу по лункам к самым камням — ни одна лунка никак не отвечает мне. Наконец подхожу к самой крайней и на мели, недалеко от гребня луды, жду хариуса. Жду терпеливо, упорно и наконец дожидаюсь. Но, увы, хариус невелик… Второго хариуса все нет и нет.
Снова по очереди проверяю все лунки, затем оставляю это занятие и с двумя окуньками и одним хариусом-подростком возвращаюсь к нашей «ямке».
На этот раз супруга меня обловила — у нее в пакете с десяток очень неплохих окуней. Рассказывает, что все поклевки были только в самом начале и почти все на финскую блесенку.
Эту блесенку я привез из Хельсинки давным-давно, но ни разу не обращался к ней за помощью — какой-то совсем несерьезной выглядела эта блесна непонятной мне формы с серебристой наклейкой-чешуей и миниатюрным красноватым тройничком рядом с нашими родными блеснами, которые были в моем арсенале. Но этой весной я все-таки вспомнил об этом подарке из страны Суоми, оснастил им удочку и передал снасть жене. И эта снасть пришлась ей по вкусу. Как-то она уговорила играть эту блесенку: немного покачает ею, а там совсем опустит на дно, и обычно как раз тут, когда блесна расположится на короткий отдых, и следует поклевка-удар. И надо сказать, что окуни, соблазнившиеся этой снастью, были чаще всего покрупней, чем те, которые тут же, неподалеку, вылавливал я на свои заветные окуневые блесенки.
Посчитав, что клев прекратился как раз на обеденный перерыв, мы подождали возможной вечерней трапезы подводных жителей, но так и остались в этот раз только со своими надеждами.
Погода опять ломалась, над озером завис мокрый снежок. Ледяная корка, схватившая к утру разбухшую от воды ледяную кашу, исчезла, и мы без особого труда добрались до берега.
Дома я не переставал задавать сам себе вопросы, что происходит с погодой… То ли поторопившаяся в этот раз Весна Света действительно уже отбыла свое и теперь уступила место Весне Воды. То ли что-то стряслось на этот раз на самих небесах.
Я прикидывал, сколько еще может продлиться эта сырая хмарь, как скоро может появиться-прийти к нам такое желанное солнце, и успокоительного ответа не находил ни по известным мне приметам, ни по сводкам погоды, которые внимательно выслушивал каждый вечер по радио. Судя по всему, нам было суждено до конца нашего недолгого отпуска-путешествия пребывать в плену вот этой самой гиблой непогоды…
На выходные дни к нам на озеро, как и обычно, прибыли рыбаки из Кондопоги, мастера ловли на зимние блесны. Ах, какие чудесные блесны выделывали своими руками эти неугомонные люди! Блесны эти были не похожи ни на один, как теперь говорят, отечественный и зарубежный аналог… У одних блесен впаян в хвост зацепистый двойник, другие оснащены тройником. У кого-то блесны изготовлены даже из серебра. И на эти самые блесны наши гости доставали из онежских глубин самую разную и обязательно крупную рыбу. То попадали они на здоровенных налимов, то набивали свои шарабаны тяжелыми, почти черными от жизни на глубине окунями, а то вытаскивали на лед и очень приличных щук, убрать которых в небольшой шарабан было не так-то просто. Но в эти выходные погода подвела и наших кондопожских гостей и они возвращались вечером со льда почти пустые.
Еще день-два таких вот почти пустых путешествий на лед, и, догадавшись, что погода не собирается меняться к лучшему, мы уже не с такой охотой и не так рано стали посещать нашу знаменитую «ямку», камни луды, показавшиеся к весне из-подо льда, и то самое удачное для Романа место, где он в последнее утро Весны Света отыскал и сигов, и очень приличных окуней.
С тех пор на льду Романа больше мы не видели. Занят ли он был какими домашними делами или же точно знал, что сейчас на озере делать нечего. Мы уже и не надеялись увидеть на льду нашего знакомого рыбака, но он все-таки явился нам, явился в последний день нашей рыбалки.
И в этот последний день мы не стали торопиться на лед: мол, на уху рыбу и так поймаем. Не спеша добрались до нашей «ямки» и принялись время от времени потягивать небольших окуньков. Время шло к полудню, и тут заметил я на льду далекую фигурку рыбака — он, судя по всему, шел в нашу сторону.
Рыбак все ближе и ближе. Я уже догадываюсь, что это именно он, Роман. На плече тот же старенький коловорот, а в руке тяжело отвисающий вниз большой пластиковый пакет.
На этот раз в пакете у Романа сигов не было, но какие там были окуни!!! Я никак не завистливый человек, но полюбоваться закованными в роговые латы красавцами окунями всегда готов.
Оказалось, что Роман с утра пораньше, еще в сумерках, ушел туда, за Сухой остров. Это от нашей «ямки» километров пять. Разыскал там известную ему небольшую луду и на свале с этой луды и поймал всю рыбу.
— Окунь брал только в одной лунке. Сверлил рядом другие — ничего нет. А из этой пузыри снизу поднимаются — там ручей на дне есть. Я это место еще по лету нашел.
Вот и все.
Конечно, можно было бы завтра с утра пораньше тронуться в этот нелегкий путь по ледяной каше к лунке Романа. И он бы никак не возражал. Но, увы, завтра мы должны отправиться обратно в Москву, опоздав к Весне Света и не дождавшись Весны Воды.
Что ж, и такое бывает в нашей жизни. Но бывает и тут, даже в самое смутное время: выпадает человеку и радость, если он отыщет какой-нибудь свой подводный ручеек, как-то угадает его и встретится с ним.
А как угадать такую встречу? Может быть, тут виной всему только удача? Или же внимание, умение искать и помнить свои потери и свои находки?..

Источник: http://www.mk.ru/